Неточные совпадения
Осип. Да, хорошее. Вот
уж на что я, крепостной человек, но и то смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув рукою), — бог с
ним! я человек простой».
Купцы. Да
уж куда милость твоя ни запроводит
его, все будет хорошо, лишь бы, то есть, от нас подальше. Не побрезгай, отец наш, хлебом и солью: кланяемся тебе сахарцом и кузовком вина.
Здесь есть один помещик, Добчинский, которого вы изволили видеть; и как только этот Добчинский куда-нибудь выйдет из дому, то
он там
уж и сидит у жены
его, я присягнуть готов…
Только тогда Бородавкин спохватился и понял, что шел слишком быстрыми шагами и совсем не туда,
куда идти следует. Начав собирать дани,
он с удивлением и негодованием увидел, что дворы пусты и что если встречались кой-где куры, то и те были тощие от бескормицы. Но, по обыкновению,
он обсудил этот факт не прямо, а с своей собственной оригинальной точки зрения, то есть увидел в
нем бунт, произведенный на сей раз
уже не невежеством, а излишеством просвещения.
План был начертан обширный. Сначала направиться в один угол выгона; потом, перерезав
его площадь поперек, нагрянуть в другой конец; потом очутиться в середине, потом ехать опять по прямому направлению, а затем
уже куда глаза глядят. Везде принимать поздравления и дары.
— Заходи завтра в артель, — сказал Вронский и, пожав
его, извиняясь, за рукав пальто, отошел в середину гипподрома,
куда уже вводили лошадей для большой скачки с препятствиями.
Уже совсем стемнело, и на юге,
куда он смотрел, не было туч. Тучи стояли с противной стороны. Оттуда вспыхивала молния, и слышался дальний гром. Левин прислушивался к равномерно падающим с лип в саду каплям и смотрел на знакомый
ему треугольник звезд и на проходящий в середине
его млечный путь с
его разветвлением. При каждой вспышке молнии не только млечный путь, но и яркие звезды исчезали, но, как только потухала молния, опять, как будто брошенные какой-то меткой рукой, появлялись на тех же местах.
Подробности эти Вронский узнал
уже после, теперь же
он видел только то, что прямо под ноги,
куда должна стать Фру-Фру, может попасть нога или голова Дианы.
А
уж как плясала! видал я наших губернских барышень, я раз был-с и в Москве в Благородном собрании, лет двадцать тому назад, — только
куда им! совсем не то!..
Не раз давно
уже он говорил со вздохом: «Вот бы
куда перебраться: и граница близко, и просвещенные люди, а какими тонкими голландскими рубашками можно обзавестись!» Надобно прибавить, что при этом
он подумывал еще об особенном сорте французского мыла, сообщавшего необыкновенную белизну коже и свежесть щекам; как
оно называлось, бог ведает, но, по
его предположениям, непременно находилось на границе.
Уездный чиновник пройди мимо — я
уже и задумывался:
куда он идет, на вечер ли к какому-нибудь своему брату или прямо к себе домой, чтобы, посидевши с полчаса на крыльце, пока не совсем еще сгустились сумерки, сесть за ранний ужин с матушкой, с женой, с сестрой жены и всей семьей, и о чем будет веден разговор у
них в то время, когда дворовая девка в монистах или мальчик в толстой куртке принесет
уже после супа сальную свечу в долговечном домашнем подсвечнике.
Наверное, впрочем, неизвестно, хотя в показаниях крестьяне выразились прямо, что земская полиция был-де блудлив, как кошка, и что
уже не раз
они его оберегали и один раз даже выгнали нагишом из какой-то избы,
куда он было забрался.
Заглянул бы кто-нибудь к
нему на рабочий двор, где наготовлено было на запас всякого дерева и посуды, никогда не употреблявшейся, —
ему бы показалось,
уж не попал ли
он как-нибудь в Москву на щепной двор,
куда ежедневно отправляются расторопные тещи и свекрухи, с кухарками позади, делать свои хозяйственные запасы и где горами белеет всякое дерево — шитое, точеное, лаженое и плетеное: бочки, пересеки, ушаты, лагуны́, [Лагун — «форма ведра с закрышкой».
В красавиц
он уж не влюблялся,
А волочился как-нибудь;
Откажут — мигом утешался;
Изменят — рад был отдохнуть.
Он их искал без упоенья,
А оставлял без сожаленья,
Чуть помня
их любовь и злость.
Так точно равнодушный гость
На вист вечерний приезжает,
Садится; кончилась игра:
Он уезжает со двора,
Спокойно дома засыпает
И сам не знает поутру,
Куда поедет ввечеру.
Дни мчались: в воздухе нагретом
Уж разрешалася зима;
И
он не сделался поэтом,
Не умер, не сошел с ума.
Весна живит
его: впервые
Свои покои запертые,
Где зимовал
он, как сурок,
Двойные окна, камелек
Он ясным утром оставляет,
Несется вдоль Невы в санях.
На синих, иссеченных льдах
Играет солнце; грязно тает
На улицах разрытый снег.
Куда по
нем свой быстрый бег...
«Не влюблена ль она?» — «В кого же?
Буянов сватался: отказ.
Ивану Петушкову — тоже.
Гусар Пыхтин гостил у нас;
Уж как
он Танею прельщался,
Как мелким бесом рассыпался!
Я думала: пойдет авось;
Куда! и снова дело врозь». —
«Что ж, матушка? за чем же стало?
В Москву, на ярманку невест!
Там, слышно, много праздных мест» —
«Ох, мой отец! доходу мало». —
«Довольно для одной зимы,
Не то
уж дам хоть я взаймы».
Турка подъехал к острову, остановился, внимательно выслушал от папа подробное наставление, как равняться и
куда выходить (впрочем,
он никогда не соображался с этим наставлением, а делал по-своему), разомкнул собак, не спеша второчил смычки, сел на лошадь и, посвистывая, скрылся за молодыми березками. Разомкнутые гончие прежде всего маханиями хвостов выразили свое удовольствие, встряхнулись, оправились и потом
уже маленькой рысцой, принюхиваясь и махая хвостами, побежали в разные стороны.
Жиды, однако же, воспользовались вылазкою и пронюхали всё:
куда и зачем отправились запорожцы, и с какими военачальниками, и какие именно курени, и сколько
их числом, и сколько было оставшихся на месте, и что
они думают делать, — словом, чрез несколько
уже минут в городе всё узнали.
Дело в том, что
он, по инстинкту, начинал проникать, что Лебезятников не только пошленький и глуповатый человечек, но, может быть, и лгунишка, и что никаких вовсе не имеет
он связей позначительнее даже в своем кружке, а только слышал что-нибудь с третьего голоса; мало того: и дела-то своего, пропагандного, может, не знает порядочно, потому что-то
уж слишком сбивается и что
уж куда ему быть обличителем!
Он шел скоро и твердо, и хоть чувствовал, что весь изломан, но сознание было при
нем. Боялся
он погони, боялся, что через полчаса, через четверть часа
уже выйдет, пожалуй, инструкция следить за
ним; стало быть, во что бы ни стало надо было до времени схоронить концы. Надо было управиться, пока еще оставалось хоть сколько-нибудь сил и хоть какое-нибудь рассуждение…
Куда же идти?
Она уставилась было взглядом на золотой лорнет Петра Петровича, который
он придерживал в левой руке, а вместе с тем и на большой, массивный, чрезвычайно красивый перстень с желтым камнем, который был на среднем пальце этой руки, — но вдруг и от
него отвела глаза и, не зная
уж куда деваться, кончила тем, что уставилась опять прямо в глаза Петру Петровичу.
И долго, несколько часов,
ему все еще мерещилось порывами, что «вот бы сейчас, не откладывая, пойти куда-нибудь и все выбросить, чтоб
уж с глаз долой, поскорей, поскорей!»
Он порывался с дивана несколько раз, хотел было встать, но
уже не мог.
Впрочем, в эти два-три дня после смерти Катерины Ивановны
он уже раза два встречался с Свидригайловым, всегда почти в квартире у Сони,
куда он заходил как-то без цели, но всегда почти на минуту.
— Ну, вот еще!
Куда бы я ни отправился, что бы со мной ни случилось, — ты бы остался у
них провидением. Я, так сказать, передаю
их тебе, Разумихин. Говорю это, потому что совершенно знаю, как ты ее любишь и убежден в чистоте твоего сердца. Знаю тоже, что и она тебя может любить, и даже, может быть,
уж и любит. Теперь сам решай, как знаешь лучше, — надо иль не надо тебе запивать.
Он очень хорошо знал,
он отлично хорошо знал, что
они в это мгновение
уже в квартире, что очень удивились, видя, что она отперта, тогда как сейчас была заперта, что
они уже смотрят на тела и что пройдет не больше минуты, как
они догадаются и совершенно сообразят, что тут только что был убийца и успел куда-нибудь спрятаться, проскользнуть мимо
них, убежать; догадаются, пожалуй, и о том, что
он в пустой квартире сидел, пока
они вверх проходили.
«Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что значит, когда
уже некуда больше идти? — вдруг припомнился
ему вчерашний вопрос Мармеладова, — ибо надо, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти…»
— А ты, такая-сякая и этакая, — крикнул
он вдруг во все горло (траурная дама
уже вышла), — у тебя там что прошедшую ночь произошло? а? Опять позор, дебош на всю улицу производишь. Опять драка и пьянство. В смирительный [Смирительный — т. е. смирительный дом — место,
куда заключали на определенный срок за незначительные проступки.] мечтаешь! Ведь я
уж тебе говорил, ведь я
уж предупреждал тебя десять раз, что в одиннадцатый не спущу! А ты опять, опять, такая-сякая ты этакая!
— Нельзя же было кричать на все комнаты о том, что мы здесь говорили. Я вовсе не насмехаюсь; мне только говорить этим языком надоело. Ну
куда вы такая пойдете? Или вы хотите предать
его? Вы
его доведете до бешенства, и
он предаст себя сам. Знайте, что
уж за
ним следят,
уже попали на след. Вы только
его выдадите. Подождите: я видел
его и говорил с
ним сейчас;
его еще можно спасти. Подождите, сядьте, обдумаем вместе. Я для того и звал вас, чтобы поговорить об этом наедине и хорошенько обдумать. Да сядьте же!
— Что? Бумажка? Так, так… не беспокойтесь, так точно-с, — проговорил, как бы спеша куда-то, Порфирий Петрович и,
уже проговорив это, взял бумагу и просмотрел ее. — Да, точно так-с. Больше ничего и не надо, — подтвердил
он тою же скороговоркой и положил бумагу на стол. Потом, через минуту,
уже говоря о другом, взял ее опять со стола и переложил к себе на бюро.
Не в полной памяти прошел
он и в ворота своего дома; по крайней мере,
он уже прошел на лестницу и тогда только вспомнил о топоре. А между тем предстояла очень важная задача: положить
его обратно, и как можно незаметнее. Конечно,
он уже не в силах был сообразить, что, может быть, гораздо лучше было бы
ему совсем не класть топора на прежнее место, а подбросить
его, хотя потом, куда-нибудь на чужой двор.
— Говорил? Забыл. Но тогда я не мог говорить утвердительно, потому даже невесты еще не видал; я только намеревался. Ну, а теперь у меня
уж есть невеста, и дело сделано, и если бы только не дела, неотлагательные, то я бы непременно вас взял и сейчас к
ним повез, — потому я вашего совета хочу спросить. Эх, черт! Всего десять минут остается. Видите, смотрите на часы; а впрочем, я вам расскажу, потому это интересная вещица, моя женитьба-то, в своем то есть роде, —
куда вы? Опять уходить?
Наконец, пришло
ему в голову, что не лучше ли будет пойти куда-нибудь на Неву? Там и людей меньше, и незаметнее, и во всяком случае удобнее, а главное — от здешних мест дальше. И удивился
он вдруг: как это
он целые полчаса бродил в тоске и тревоге, и в опасных местах, а этого не мог раньше выдумать! И потому только целые полчаса на безрассудное дело убил, что так
уже раз во сне, в бреду решено было!
Он становился чрезвычайно рассеян и забывчив и знал это. Решительно надо было спешить!
Стена с тремя окнами, выходившая на канаву, перерезывала комнату как-то вкось, отчего один угол, ужасно острый, убегал куда-то вглубь, так что
его, при слабом освещении, даже и разглядеть нельзя было хорошенько; другой же угол был
уже слишком безобразно тупой.
Он торопился; но,
уже выходя и
уже почти затворив за собою дверь, вдруг отворил ее снова и сказал, глядя куда-то в сторону...
Это был господин немолодых
уже лет, чопорный, осанистый, с осторожною и брюзгливою физиономией, который начал тем, что остановился в дверях, озираясь кругом с обидно-нескрываемым удивлением и как будто спрашивал взглядами: «
Куда ж это я попал?» Недоверчиво и даже с аффектацией [С аффектацией — с неестественным, подчеркнутым выражением чувств (от фр. affecter — делать что-либо искусственным).] некоторого испуга, чуть ли даже не оскорбления, озирал
он тесную и низкую «морскую каюту» Раскольникова.
Он бросил скамейку и пошел, почти побежал;
он хотел было поворотить назад, к дому, но домой идти
ему стало вдруг ужасно противно: там-то, в углу, в этом-то ужасном шкафу и созревало все это вот
уже более месяца, и
он пошел
куда глаза глядят.
Он уже сошел три лестницы, как вдруг послышался сильный шум ниже, —
куда деваться! Никуда-то нельзя было спрятаться.
Он побежал было назад, опять в квартиру.
Уж не снятся мне, Варя, как прежде, райские деревья да горы; а точно меня кто-то обнимает так горячо-горячо, и ведет меня куда-то, и я иду за
ним, иду…
Лишь сани под
него подвесть,
Подрывшись наперёд
ему под основанье,
А там
уже, изладя на катках,
Я во́ротом,
куда хочу, всё зданье
Поставлю, будто на руках.
Огудалова. Кто ж бы это приехал? Должно быть, богатый и, вероятно, Лариса, холостой, коли цыгане так
ему обрадовались. Видно,
уж так у цыган и живет. Ах, Лариса, не прозевали ли мы жениха?
Куда торопиться-то было?
Любопытство меня мучило:
куда ж отправляют меня, если
уж не в Петербург? Я не сводил глаз с пера батюшкина, которое двигалось довольно медленно. Наконец
он кончил, запечатал письмо в одном пакете с паспортом, снял очки и, подозвав меня, сказал: «Вот тебе письмо к Андрею Карловичу Р., моему старинному товарищу и другу. Ты едешь в Оренбург служить под
его начальством».
Позвольте вам вручить, напрасно бы кто взялся
Другой вам услужить, зато
Куда я ни кидался!
В контору — всё взято,
К директору, —
он мне приятель, —
С зарей в шестом часу, и кстати ль!
Уж с вечера никто достать не мог;
К тому, к сему, всех сбил я с ног,
И этот наконец похитил
уже силой
У одного, старик
он хилый,
Мне друг, известный домосед;
Пусть дома просидит в покое.
— Очень хорошо-с, — проговорил
он. — Дальнейших объяснений не нужно. Вам пришла фантазия испытать на мне свой рыцарский дух. Я бы мог отказать вам в этом удовольствии, да
уж куда ни шло!
— Ты напрасно поспешил перейти на диван. Ты
куда? — прибавил Николай Петрович, оборачиваясь к Фенечке; но та
уже захлопнула за собою дверь. — Я было принес показать тебе моего богатыря;
он соскучился по своем дяде. Зачем это она унесла
его? Однако что с тобой? Произошло у вас тут что-нибудь, что ли?
Она
уже явно ревновала
его к Сомовой и, когда
он приходил к ней, угощала
его чаем не в столовой,
куда могла явиться нахлебница, а в своей уютненькой комнате, как бы нарочито приспособленной для рассказов в духе Мопассана.
— Кучер Михаил кричит на людей, а сам не видит,
куда нужно ехать, и всегда боишься, что
он задавит кого-нибудь.
Он уже совсем плохо видит. Почему вы не хотите полечить
его?
Он долго думал в этом направлении и, почувствовав себя настроенным воинственно, готовым к бою, хотел идти к Алине,
куда прошли все, кроме Варавки, но вспомнил, что
ему пора ехать в город. Дорогой на станцию, по трудной, песчаной дороге, между холмов, украшенных кривеньким сосняком, Клим Самгин незаметно утратил боевое настроение и, толкая впереди себя длинную тень свою, думал
уже о том, как трудно найти себя в хаосе чужих мыслей, за которыми скрыты непонятные чувства.
И, как всякий человек в темноте, Самгин с неприятной остротою ощущал свою реальность. Люди шли очень быстро, небольшими группами, и, должно быть, одни из
них знали,
куда они идут, другие шли, как заплутавшиеся, —
уже раза два Самгин заметил, что, свернув за угол в переулок,
они тотчас возвращались назад.
Он тоже невольно следовал
их примеру.
Его обогнала небольшая группа, человек пять; один из
них курил, папироса вспыхивала часто, как бы в такт шагам; женский голос спросил тоном обиды...
Любаша бесцеремонно прервала эту речь, предложив дяде Мише покушать.
Он молча согласился, сел к столу, взял кусок ржаного хлеба, налил стакан молока, но затем встал и пошел по комнате, отыскивая,
куда сунуть окурок папиросы. Эти поиски тотчас упростили
его в глазах Самгина,
он уже не мало видел людей, жизнь которых стесняют окурки и разные иные мелочи, стесняют, разоблачая в
них обыкновенное человечье и будничное.
К Самгину подошли двое: печник, коренастый, с каменным лицом, и черный человек, похожий на цыгана. Печник смотрел таким тяжелым, отталкивающим взглядом, что Самгин невольно подался назад и встал за бричку. Возница и черный человек, взяв лошадей под уздцы, повели
их куда-то в сторону, мужичонка подскочил к Самгину, подсучивая разорванный рукав рубахи, мотаясь, как волчок, который
уже устал вертеться.